Одним вечером Катя вдруг заключила обреченно: – Боюсь, мы не можем жить вместе. Я устала.
– Ты производишь беспорядок, Петров. Постоянно, как электростанция переменный ток. А во всем должен быть порядок. Я люблю порядок, приучена к нему родителями с детства. И ты помнится не сирота, но…
– Вот ты каналы щелк-щелк, а что целлофан на пульте порвался, пофиг. А пульт-то изнашивается.

Петров отложил пульт.
– Матом ругаешься. – грустно продолжает Катя. – Давеча разбил яйцо. Что ты сказал, ощупывая трусы? Ой, оторвалось падла! И первый же хохочешь…
– А яйцо денег стоит. Да и не смешно. Разве «эти» яйца бьются? В чем юмор? Знаешь, давно хочу сказать, – с тобой некомфортно. А я не люблю когда мне некомфортно. А позавчера?
Петров нахмурился.
– Просила не шароебиться голым по хате. Тем более со стояком. Я иногда общаюсь… общалась в скайпе… А та телеграмма?
Почтальон тебя увидала, за меня расписалась в получении, потом полчаса курила у подъезда. Почтовое отделение не будет прежним…
Постиранные носки нужно сортировать – идентичные засовывать один в другой, а ты их скирдуешь, Петров. Какие наугад взял из копны, в тех и пошел. Путаешь полотенца для тела и ног. Поцелуи с тобой сомнительное удовольствие…
Я устала. Не знаешь, что от тебя ждать. То ли ложку в лотке для вилок, то ли вилки в лотке для кошек, то ли половник, оставленный в жареной картошке!..
Если ковыряешь штопором в зубах, так хотя бы клади его на место, но ты же в сметану лезешь ложкой, которой жрешь борщ, гад! Руки тебе вырвать. Я не люблю подобного.
На машине вечно превышаешь, как намертво привитой от ПДД, а по делу тормозишь.
Пьешь молоко из пачки. Ты что-то впрыскиваешь внутрь, что оно не прокисает? Что? Тормозуху?
Почему твои тапки в разных комнатах?Рассредоточиваешь? Зачем? Этот цирк Заполошного, внематочного кузена Запашных меня устал. Я из приличной семье, где царил порядок, а ты безалаберный. А я не люблю это!
Супруги это партнеры. Они должны уважать мнение друг друга, а ты… Я устала…
До самого отбоя Петров молчал на диване. Переваривал критику.
С отбоем, он лег на супружеское ложе, как в гроб, – руки на груди, неподвижен. Казалось, он боялся помять простыню и этим огорчить жену. Это её умилило…
Во тьме она прильнула к мужу.
– Ты чё, обиделся, дурачок? – жарко шепчет ему в напряженное ухо.
И прилипает страстным поцелуем, проникает горячим языком в рот.
Петров холодно оторвал присосавшуюся женщину и аккуратно отложил в сторону.
– Давно хотел сказать. Ненавижу французские поцелуи с детсада. – неожиданно признался он. – Задыхаюсь. Лучше пожмем друг другу руки, как партнеры.
Нащупал и пожал ей руку. Несмотря на темень, Петров понял, – жена охуела. Мгновенье, и, возмущенная демаршем, она закинула на него мускулистую ногу и обхватила руками – потянула бунтующую собственность к себе, но та вывернулась и воскликнул:
– Э! – у тебя ноги не бриты. Я это не люблю. Ложись на спину, руки по швам, развал ляжек 90 градусов. Мне так нравится. Или я спать…
Он не шутил, и она приняла позабытую, неэффективную позу.
– Тогда без резинки. – потребовала фору и дополнительной стимуляции.
– Еще чего! – вспыхнул Петров. – Хуй не пульт, износится, не укупишь.
Спустя десять минут методичных фрикций он предложил Кате перестать зевать.
– Отвлекаешь! – сказал он.
Катя попробовала взвинтить себя испытанными приемами.
– Заглуши льночесалку! – потребовал оставить царапаться Петров.
Излюбленные её попытки укусить, обвить мощными ногами до заворота кишок и пр., он также пресекал грозными окриками.
– Тогда обзови меня! – рассердилась Катя.
– А может ударить? Всегда мечтал. – вынес встречное предложение Петров.
И все же, спустя полчаса он преуспел. Измученная женщина чаще задышала, ну подмахивать все смелей, подскочила температура, пошло на лад…
Вот уже по телу её пробежала характерная дрожь, за которой вот-вот и грянет впечатляющий оргазм, как Петров неожиданно отвалился вбок, безжалостно скомкав финал.
– Э, куда?! – воскликнула Катя.
– Устал я. – заявил Петров, поворачиваясь спиной, и предупредил. – Ночью сунешь мне в трусы ноги, оторву. Нашла грелку. Я не люблю это…
Перед рассветом, Петров проснулся от холода, – Катькины вечно зябшие ступни обогревались на его заду. Тело затекло, хотелось перевернуться на другой бок, но Петров лишь подоткнул подушку, погладил ноги под трусами и с покорным вздохом взялся досыпать…

Алексей Болдырев