Гуру стиля и фешн-блогеры ненавидят
Гуру стиля и фешн-блогеры ненавидят золото. Золото как металл и золото как идея их, в общем, устраивает. Но золото в украшениях признается ими невыносимым злом. Особенно советское золото, его гуру стиля боятся, как черт ладана. Может быть, им кажется, что из безобидных бабушкиных сережек с синтетическими рубинами может вдруг прозвучать «В эфире – пионерская зорька» и гуру придется тащиться по сугробам в среднюю школу №42 г.
Урюпинска, и вместо лоферов-свитшота-кежуала нести на себе колючее форменное платье, гипюровый фартук и драповое пальто с воротником из чебурашки. Зачем промышленность продолжает штамповать это уродство? – тоскует стилист. – Почему юные девочки носят загогулины с фианитиками, а не яркую модную бижутерию? Что с ними не так?
С ними все хорошо. Это просто культурный бэкграунд. Их наследство. Скрепы, в конце концов. В определенных кругах, о которых много знаю, в которых, собственно, сама росла, золото не имело статуса украшения. Для зажиточного пролетариата, рабочих, крестьян и мещан – золото символизировало крепость и упорядоченность жизни, надежность и полноту ее. Золото женщины сами себе не покупали, разве что совсем одинокие и богатые, вроде заведующей гастронома Ираиды Ивановны. В ювелирных было тихо, чисто и торжественно, как в колонном зале. За стеклянными витринами, над стеклянными прилавками, словно в аквариуме, плавали тихие, как бы отрешенные продавщицы. Где-то у дверей суетились, возникая и исчезая, темные личности, перепродававшие золото. От них граждане шарахались – доподлинно было известно, что их золото фальшивое.
Первое золотое украшение дарили девочке родители (бабушки и дедушки) в честь окончания школы (или, если особенных успехов ждать не приходилось, на шестнадцатилетие). Как правило, это были сережки – простенькие, на застежке-дужке, без камней, иногда с алмазными насечками или полым золотым шариком, как будто для красоты. Прокалывание ушей превращалось в акт инициации, кровавого приобщения к тайнам взрослой жизни. Колец девушкам носить не полагалось, кольца дарили женихи. От каких попало кавалеров золото было не велено принимать в подарок: появление контрабандной ювелирки губило репутацию юной особы. Юноша с серьезными намерениями мог подарить кольцо, непременно легкое, девичье. Не знаю уж, как они обучались этим тонкостям, но думаю, продавщицы в ювелирном были не такими уж отрешенными и что-то там советовали. В моду вошли колечки «поцелуйчики», которые застегивались на манер дамского ридикюля, на два шарика, при этом звонко щелкая, что и породило название В случае расторжения отношений, золото полагалось вернуть. Это даже не обсуждалось.
Кроме обручального, жениху следовало преподнести то, что в Европе называется помолвочным. Это уже могло быть кольцо с камнем, более массивное. Надо признать, были совершенно уродливые экземпляры – например, модель под названием «чалма». Но в таких случаях одариваемые, надо полагать, утешались массивностью изделия. Обручальные кольца тоже были серьезными, в целую фалангу шириной. По кольцу на каждом пальце никто еще не носил, два кольца считались пределом, три были чрезмерностью. Помню ранний клип Аллы Пугачевой, она пела, медленно закрывая лицо унизанными пальцами и народная молва немедленно вынесла вердикт: хвалится бриллиантами.
На свадьбу родители жениха также должны были преподнести невесте подарок. Из этого местечкового обычая разыгрывались целые драмы, он был прекрасным способом с точностью до рубля продемонстрировать отношение новоявленных родственников. Во дворе женились два брата, невестой одного родители были довольны, невеста другого сына не пришлась им ко двору. В результате, как утверждали очевидцы, любимой невестке свекровь преподнесла серьги-малинки с бриллиантами, другой – какие-то бросовые, плоские цветочки.
Серьги-малинки были предметом культа. Они не очень походили на ягоду, скорее – на бриллиантовую бородавку. Но все равно поражали воображение. Пользовались успехом произведения бакинских ювелиров – серьги-пуговицы, утыканные бриллиантами. Серьги с огромными искусственными камнями – рубинами, александритами, сапфирами, аметистами, считались возрастными. Они были тяжелые и некрасиво вытягивали мочки. Самые изысканные дамы, не получив бриллиантов, украшались жемчугами. Янтарь был камнем богемы и молодежи, в нем слышалось дыхание Прибалтики и близость европейских свобод.
Рождение ребенка тоже было поводом для подарка. В таких случаях не ударить в грязь лицом считалось делом чести для молодого отца. Помню присловье: за сына часы, за дочку цепочку. Надо признать, золотые часики фабрики «Чайка», с золотым же браслетом, украшенные сканью или бриллиантиками, были очень симпатичными. С момента рождения ребенка, особенно дочки, золото окончательно теряло статус украшения и становилось инвестицией. Все – ей, кровиночке на будущее, пока можем купить, пока продают, а то, глядишь, и дефицитом станет. Золото дарилось и переходило по наследству дочерям и невесткам, а позже, в лихие времена, держало на плаву целые семьи. Тогда-то и выяснилось, что огромные цветные камни были фальшивыми. Но золото принимали на вес, и добрым словом поминались наивные дарители «чалмы» и «калачей». Жили и выживали, рожали детей и растили их. И вот теперь подросшие, по моде худые, длинноволосые девочки со смешными бровями, с матовыми губами – вдруг надевают некрасивые мамины серьги ромбиками, которые ей бабушка с дедушкой на окончание школы подарили. Вы думаете, они ничего красивей этих ромбиков не видели? Вот девочка-хипстер, джинсики на ней драные, на тонком запястье умные часы эппл, и выбрит височек, и она наклоняется над витриной, за которой маячит медленная, отрешенная продавщица, и выбирает колечко с бриллиантом в «московском касте» — это когда камешек вправлен в приподнятые крапана.
— Вот более современная модель, — тянет продавщица.
Но девочка встряхивает волосами:
— У бабушки такое же было, — говорит она уверенно и протягивает руку на отлет, любуясь, и платит, едва прикоснувшись хитрым устройством к терминалу.
Это не украшения — знаки принадлежности, преемственности, это не дешевая роскошь бедняков – это приметы рода. Мы не ничьи, мы – чьи, мы – их: строгих мам, ласковых бабушек, добрых хмельных отцов, которые орали под окнами роддома, когда нас подносили к этим окнам. Они все за нами стоят, в обиду не дадут, упасть не пустят, подопрут в спину. Мы не растратим, а соберем, если чего-то недостает – купим новое, такое же, или еще лучше. Мы не жадные: все заранее распределено, не себе – им. Вырастет дочка, будет носить. Родится внучка, это ей. А если придут лихие времена – продадим, поднимем детей, и не пожалеем ни разу.
Будем живы – еще наживем.